Итак, почему вообще возникла идея ограничения сокращения стратегических вооружений? Забегая вперед, скажу, что хотя определение стратегических вооружений было не сразу найдено, сейчас принято под стратегическими вооружениями считать средства, предназначенные для доставки ядерных боеприпасов на большие расстояния и прежде всего на межконтинентальную дистанцию. К стратегическим вооружениям, как правило, относятся три основных вида - это баллистические ракеты межконтинентального радиуса действия наземного базирования, или, как говорят, это наземный компонент стратегических ядерных сил. Баллистические ракеты на подводных лодках - морской компонент. Сейчас они тоже все уже имеют межконтинентальный радиус действия, т.е. больше 5500 км. В свое время был найден этот порог, после которого дальность считалась межконтинентальной. И воздушный компонент или авиационная составляющая - это тяжелые бомбардировщики, которые вооружены крылатыми ракетами большой дальности и бомбами свободного падения. Таким образом, это три компонента и поэтому, когда я буду говорить о стратегических вооружениях, я буду иметь ввиду все эти средства, созданные в свое время в США, потом в СССР, а потом - в ряде других стран.
Так как же возникла сама идея ограничения сокращения стратегических вооружений? В середине 60-х годов в ООН шла напряженная и даже ожесточенная полемика межу Советским Союзом и США, потому что идеи разоружения были очень популярны. Обе сверхдержавы боролись за мировое общественное мнение и оспаривали друг у друга право на звание миролюбивой державы, которая борется за мир и как символ борьбы за мир предлагает идти по пути ядерного разоружения. Но теоретики, профессионалы, которые работали над этим вопросом, уже тогда уже в конце 60-х годов выступили более с прагматичными, но с другой стороны более полезными, и реалистическими взглядами на этот возможный процесс. Были сформулированы три сакраментальных правила, три сакраментальных цели переговоров и соглашений по сокращению и ограничению стратегических вооружений. Эти три цели состояли прежде всего - во первых, в уменьшении вероятности ядерной войны, во-вторых, в уменьшении ущерба от такой войны, если она все же разразится, и, в третьих, в уменьшении расходов и затрат на гонку ядерных вооружений. Когда я говорю ядерных, вы понимаете, что это более широкое понятие, потому что кроме стратегических вооружений есть ядерное вооружение иных классов. Но, поскольку тема доклада определена, то я имею ввиду здесь стратегические вооружения. Уже формулировка этих трех целей, для тех кто вдумается в них, ставит немало серьезных вопросов, потому что не все эти цели самоочевидны с точки зрения внутренней логики и не все они полностью совпадают друг с другом.
Что значит уменьшение вероятности ядерной войны? Ведь все знают, что ядерная война, как любая другая война, зависит не столько от состояния стратегического баланса или военного баланса, но и от многих других причин, включая такие вопросы как конкретный конфликт, из-за которого государственные интересы могут столкнуться и вызвать войну. Объективный и субъективный факторы, в том числе и внутриполитическая ситуация в каждой из стран. То, насколько лидеры этих стран адекватны, насколько они понимают истоки конфликта, возможные последствия и перспективы вооруженного столкновения. И, поскольку ядерная война теоретически не может возникнуть сама по себе как гром среди ясного неба, то этому феномену предпосылается длинная цепь сценариев возможной эскалации конфликтов и вооруженных действий, которые на какой-то стадии переходят в область применения ядерного оружия и приводят к ядерной войне.
Таким образом, даже первая цель, которая ставится перед процессом ограничения и сокращения стратегических вооружений предполагает формализацию. Надо отрешиться от внешних условий - политических, экономических, социальных, от субъективных факторов и попытаться сформулировать более или менее четкие представления о том, какое состояние стратегического баланса в большей степени создает угрозу войны, а какое в меньшей. Интересно, что такая попытка неоднократно предпринималась в годы холодной войны прежде всего западными специалистами и учеными, которые имели гораздо большую возможность говорить о том, что думают, а не следуя идеологическим установкам партии и правительства, как в нашей стране. Но все таки весьма интересно, что формализована была вот эта взаимосвязь между вероятностью ядерной войны и состоянием стратегического баланса, т.е по отношению к стратегических сил и его характеристик только в 1990 году, т.е. спустя более чем 20 лет после начала ведения переговоров. Понимаете? Цель переговоров была сформулирована через 20 лет после их начала, уже после того как они шли, уже опыт был приобретен, уже ряд важных соглашений и договоров были подписаны. Нашла свое выражение вот эта формализация в концепции стратегической стабильности и впервые была подписана декларация в 1990-м году между Советским Союзом и США по стратегической стабильности. Таким образом, были сформулированы основные показатели или параметры стратегической стабильности, которая означает не что иное, как попытку формализовать взаимосвязь между состоянием военного баланса и вероятностью ядерной войны, так как цель предотвращения ядерной войны изначально понималась как главная задача всего переговорного процесса.
Что было составляющими концепции стратегической стабильности? Во первых, стратегическая стабильность это такой характер стратегических взаимоотношений сторон, при которых уменьшается вероятность нанесения первого ядерного удара. Соответственно, чем меньше вероятность первого удара, тем меньше вероятность ядерной войны. Во вторых - это второй параметр, второй атрибут стратегической стабильности - делается упор на высокую живучесть стратегических систем. И в третьих - делается упор на уменьшение отношения числа боеголовок к количеству носителей. Поэтому вы видите это не пустые слова, это весьма профессиональная формулировка. Можно к ней придираться по тем или иным параметрам, но она исполнена очень глубокого смысла. Что она подразумевает? Она подразумевает, что некоторые системы оружия и некоторые количества таких систем оружия в большей степени приспособлены для первого удара и потому повышается угроза ядерной войны, а другие - соответственно меньше. Логика в этом была заложена такая, что в случае первого ядерного удара в условиях, когда у обеих сторон достаточно много ядерных вооружений, главная первая цель будет уничтожение стратегических ядерных сил другой страны с тем, чтобы ослабить ее ответный удар или исключить его вовсе. Соответственно, с этой точки зрения, на передний план в качества средства первого удара выступают системы, имеющие наибольшую мощность, точность и достаточное количество, чтобы поразить объекты и базы, на которых находятся силы сдерживания другой страны.
Живучесть - второй принцип. Почему живучесть? Потому что по этой же логике чем большей живучестью обладают вооружения обеих сторон - ракеты, самолеты, подводные лодки - тем меньше вероятность их уничтожения первым ударом другой страны. Соответственно, меньше вероятность ядерной войны, которая может последовать в результате первого удара.
Наконец, почему важно соотношение боеголовок к носителям? Потому что считалось, что чем больше боеголовок, тем в большей степени они способны перекрыть вот эти самые цели. А я хочу напомнить, что уже начиная с конца 1960-х, начала 1970-х годов на ракетах стали ставится многозарядные головные части или разделяющиеся головные части. Поэтому количество боеголовок стало отличаться от количества носителей, а в авиации это было еще раньше, потому что бомбардировщики несли не по одной бомбе или ракете, а по несколько. Значит, чем больше боеголовок по отношению к носителям у обеих сторон и у каждой из них по отношению к другой, тем выше вероятность первым ударом использовать это большое количество боеголовок и поразить ракеты, авиацию на аэродромах, подводные лодки в базах и ослабить ответный удар. Тем самым больше стимул и вероятность первого удара.
Далее поднимемся на более высокий уровень, так сказать на макроуровень, к основополагающим целям переговорного процесса. Что значит цель - сократить ущерб, если война все-таки начнется? Это значит - делать упор на те системы, которые наносят меньший побочный ущерб для гражданского населения, для промышленности, даже выполняя какие-то военные задачи. Эта цель была сформулирована и она в общем не подвергалась сомнению. Однако при первом взгляде на это уже было видно очевидное противоречие, потому что первая задача - задача предотвращения ядерной войны, которая основывается на надежном сдерживании, на способности ответного удара, предполагает нанесение большого ущерба. Следовательно, задача сокращения ущерба тем самым ослабляет сдерживание, она делает последствие ядерной войны менее немыслимыми, менее безумными и тем самым может облегчить принятие решения по нанесению первого удара. Но, тем не менее, никто от этой цели никогда не отказывался - она остается.
И третье, что касается стоимости. Здесь казалось бы очевидным, что переговоры должны преследовать задачу уменьшения экономического бремени гонки вооружения, сокращения затрат. Однако, противоречие здесь только налицо, потому что зачастую приходится выбирать, ведь бывают несовместимые требования, те системы, которые обладают повышенной живучестью, как правило, более дорогостоящие, чем те, которые не имеют живучести. Например, ракета на наземных мобильных стартовых комплексах дороже, чем ракеты в шахтах. Ракеты в шахтах менее живучи, ракеты на мобильных стартовых комплексах при определенных условиях гораздо более живучи, но и дороже. Это тем более справедливо, когда речь идет о подводных лодках - носителях баллистических ракет, стратегических ракетоносцах. Это вообще невероятно дорогое оружие, но у него есть преимущество - особенно высокой живучести в том случае, если подводная лодка своевременно вышла в море и если в море ее нельзя быстро обнаружить и уничтожить. Авиация занимает промежуточное положение - на аэродромах она уязвима, в воздухе она может быть менее уязвима, особенно, если она оснащена ракетами, которые позволяют не углубляться в зону противовоздушной обороны. Но, с другой стороны, авиация тоже крайне дорогостоящее средство и в производстве, и в развертывании, и в постоянной эксплуатации.
Как начался реальный процесс переговоров? Говорили о необходимости сокращения ядерного оружия уже с 1950-х годов, еще в разгар холодной войны, и особенно в 1960-е годы Карибский ракетный кризис произвел огромное впечатление на лидеров СССР, США, Европы в то время и подтолкнул к тому, что в этой области надо было что-то делать. В общем в середине 1960-х годов необходимость ядерного разоружения, как тогда говорили, уже была неким символом против которого ни один здравомыслящий политик прямо выступить не мог, даже если он не воспринимал это всерьез. А практически начался этот процесс достаточно курьезным образом. Поэтому хочу на нем остановится, потому что, как я понимаю, вы следите за этими событиями и за всеми дебатами вокруг национальной ПРО и т.д. Очень полезно бывает заглянуть в историю.
Так вот, министр обороны США Макнамара, который в то время возглавлял Пентагон, получил информацию о том, что Советский Союз развертывает противоракетную оборону. Эта та самая система А-35, которая вокруг Москвы в модернизированном варианте остается до сих пор. А тогда она разрабатывалась и испытывалась на полигонах, и американцы имели сведения, что Советский Союз предполагает приступить к ее развертыванию. И Макнамара понял, что если события так пойдут, то ему не удастся удержать программы наступательных вооружений США в разумных пределах. Равно как и программы аналогичной системы, хотя и более продвинутой, которую продавливал военно-промышленный комплекс США. Макнамара боролся против этого, так как шла война во Вьетнаме, и он считал, что больше средств надо тратить на силы обычного назначения. А развертывание такой системы в Советском Союзе конечно дало бы очень сильный аргумент как сторонникам дальнейшего наращивания стратегических наступательных вооружений США для прорыва этой системы, или ее преодоления, так и сторонникам создания аналогичной по классу системы противоракетной обороны в США. Макнамара еще задолго до этого, сразу же после Карибского кризиса, пришел к выводу, что после определенного этапа дальнейшее наращивания наступательных стратегических вооружений бессмысленно, так как обе стороны приобретают достаточно надежный потенциал ответного удара и лишить друг друга этого потенциала уже не могут. В то же время, программы одной стороны вызывают попытки другой ответить тем же, и гонка вооружений идет все более и более бессмысленно, по нескончаемому циклу спирали с огромными ненужными затратами и вызывая политические осложнения. Поэтому в отношении противоракетной обороны Макнамара был убежден, что с учетом абсолютно разрушительной мощи даже небольшого количества ядерного оружия, никакая противоракетная оборона не сможет защитить население и промышленность США или Советского Союза от ядерного удара, даже если эффективность удара будет понижена. Так как то количество боеголовок, которое способно преодолеть ПРО, принесет катастрофический ущерб. И он видел в противоракетной обороне новый мощный стимул для гонки вооружений уже не только между наступательными вооружениями, а наступательными с одной и оборонительными с другой.
И поэтому он воспользовался встречей, которая состоялась в США в маленьком местечке Глазборо с премьер-министром Советского Союза А. Косыгиным. Там он сказал, что неплохо бы нам начать переговоры по ограничению этих систем противоракетной обороны, которые у нас разрабатывают, а у вас предполагают начать развертывание. Косыгин сначала не понял о чем идет речь, поэтому Макнамара вынужден был даже прочесть ему небольшую лекцию о том, что такое стратегическое вооружение и что такое система ПРО и т.д. Конечно Косыгин не был к этому готов, и после этого, когда Макнамара повторил свое предложение, Косыгин ответил, что нет, этого делать нельзя. Противоракетная оборона - это система предназначена для защиты государства. Это хорошая система, ее нельзя ограничивать и сокращать, а надо лучше наступательное оружие уничтожить. Заодно к этому он добавил, что вы еще ведете войну во Вьетнаме, так что нам разговаривать не о чем. Вот на этом они и разъехались.
Макнамаре после этого не удалось удержать американскую программу противоракетной обороны, она называлась тогда "Найк-Х". Затем ее переименовали в 1967 году в систему "Сэнтинел" и в известной своей речи в сентябре в Сан-Франциско он объявил о том, что США решили начать развертывание этой системы. Давление на него было слишком большое, и, хотя он сказал, что такая система ничего хорошего ни одной стороне не даст, он был вынужден принять решение о ее развитии. Вот после этого начинается очень интересное развитие событий. Косыгин вернулся в Москву, и руководство Союза стало естественно обсуждать как быть дальше.
Когда США объявили о планах создании своей такой системы ПРО, отношение Советского Союза к данной проблеме стало быстро меняться и первый серьезный договор, который лег в основу всего здания процесса ограничения стратегических вооружений, или то, что мы называем ОСВ-1, был подписан в мае 1972 года. Он включал в себя два главных элемента. Первый - это Договор об ограничении систем ПРО, тот самый знаменитый и важнейший договор или краеугольный камень всего здания СНВ, которое теперь у нас разрушится в связи с заявлением США о выходе из этого Договора 13 декабря прошлого года. Второй - временное соглашение об ограничении стратегических наступательных вооружений. Вот эти две части и составляют весь комплекс документов, которые называются ОСВ-1, или первый шаг на пути СНВ. Все это было в условиях разрядки напряженности, всю эту историю вы, конечно, помните, американцы заканчивали войну во Вьетнаме и т.д.
Что интересно - это первое соглашение было достигнуто без малейшего обсуждения вопросов какой-то там стратегической стабильности или чего-то такого в этом роде. Как я уже сказал, только через 20 лет были формализованы эти принципы, а тогда соглашение базировалось на весьма и весьма прагматичном фундаменте. США хотели остановить форсированное наращивание баллистических ракет, которое вел в то время Советский Союз, догоняя США с опозданием, примерно на 5 лет, вслед за их рывком. США совершили мощный рывок с 1960-го по 1967-й год и Советский Союз последовал этому примеру. К моменту начала переговоров США прекратили развертывание своих баллистических ракет наземного и морского базирования, построив 41 подводную лодку, разместили 1000 ракет "Минитмен" на суше. Советский Союз их догонял, отставая по фазе на 5 лет и потом, кстати, всю историю, примерно, вот это различие по фазе так и сохранялось. Но США не знали, когда Советский Союз закончит свою программу и опасались, что он так и будет строить, строить и строить и поставит США в очень неловкое стратегическое положение, перед необходимостью возобновить строительство, чего они не хотели. Поэтому они хотели ограничить наращивание сил Советского Союза. А Советский Союз не хотел ни какого ограничения для себя, но боялся американской противоракетной обороны.
Когда к власти пришел президент Никсон, они вместе с Киссинджером переименовали систему ПРО "Сэнтинел", она стала называться "Сейфгард". Они приступили к строительству системы весьма большого масштаба. Начато было два комплекса, и были инициированы подготовительные работы еще на несколько комплексов ПРО в разных штатах США. Поэтому наши разведчики, военные ожидали весьма массированное развертывание системы и боялись, если система будет развернута, она сможет обесценить в огромной степени то строительство ракет наземного и морского базирования, который Советский Союз предпринял с огромными количественными затратами, совершенно невообразимыми, пытаясь наконец-то сравняться с США по общему количеству стратегических вооружений.
Первый шаг ликвидации американской монополии был спутник, межконтинентальная ракета, которая сделала США достигаемой для удара возмездия. Но этого было мало. Задача была поставлена достичь примерного равенства или паритета. Вложив в это огромные усилия в 1960-е годы, советское руководство испугалось, что американская противоракетная оборона будет эффективной. Военные, как всегда, давали прогнозы об очень высокой эффективности этой системы. Они опасались, что все усилия СССР окажутся напрасными и опять Советский Союз безнадежно отстанет от США, теперь уже в силу привнесения оборонительного элемента. Поэтому Советский Союз был заинтересован в ограничении американской системы ПРО. Вот на основе этих взаимных заинтересованностей и возник этот пакет. Причем в рамках договора по ПРО он тоже никакого отношения к стабильности не имел. Советский Союз тогда развертывал систему вокруг Москвы. США, в соответствии с программой "Сэфйгард", начали развертывать систему в Северной Дакоте вокруг ракетных баз "Минитмен" для защиты от возможного первого удара, чтобы средства сдерживания выжили. Стороны долго спорили, где разрешено будет иметь эту систему ПРО, потому что решили, что надо будет ограничить систему ее комплексов. Спорили, спорили и в результате пришли к наименьшему общему знаменателю или наибольшему, смотря как смотреть на этот вопрос. Договорились иметь по две системы у каждой стороны. Одну - вокруг столицы, другую - вокруг ракетной базы. Ассиметрия была решена путем повышения порога - разрешение обеим сторонам иметь две системы. Так что тот договор, который у нас сейчас приобрел какие-то библейские очертания и стал действительно как священным писанием, родился из совершенно других соображений и суть его составляли договоренности весьма прагматического характера, ничего общего не имеющие со всей этой теорией и идеей стратегической стабильности, о которой у нас сейчас не говорят только ленивые.
Я не буду детали договора ОСВ-1 описывать. Скажу только, что интересной чертой временного соглашения по наступательным вооружениям, а оно было временным соглашением рассчитанным на 5 лет, было то, что никаких потолков не было там ни по носителям, ни тем более, по боеголовкам. Просто стороны взяли на себя обязательства прекратить с такого-то числа сооружение пусковых установок, потому что ракеты считали по установкам наземного базирования и по пусковым установкам на подводных лодках. Американцев это оставило с теми же силами, которые они построили к 1967 году, они закончили тогда строительство своих ракетных сил. Советский Союз соглашение остановило на той стадии, на которой был подписан договор. Для Советского Союза это было 2360 ракет наземного и морского базирования, а точнее пусковых установок- по ним было заключено первое соглашение. Для США - 1750 установок морского и наземного базирования. Также было ограничено, в первый и последний раз, количество разрешенных стратегических ракетных подводных лодок. После этого никогда об этом уже не договаривались. Для Советского Союза было разрешено построить 62 - максимум, для США - 44.
С точки зрения ограничительного влияния на гонку вооружения это очень противоречивый комплекс документов. С одной стороны, поскольку были ограничены системы ПРО, на тридцать лет вперед был заложен очень сильно ограничивающий фактор в гонку стратегических вооружений по причинам, о которых было уже сказано. С другой стороны, в плане прямого ограничения гонки наступательных стратегических вооружений, они ограничили очень мало. Но Советский Союз они ограничивали, потому что он еще вел строительства, но не много. Судя по всему, Советский Союз не планировал строить бесконечно ракеты и подводные лодки. А гонка вооружения к тому моменту стала перемещаться в другую сферу, которую называли тогда качественной. На самом деле она была смешанной качественно-количественной. Я уже упоминал, что стали создаваться новые ракетоносители с разделяющимися головными частями индивидуального наведения - РГЧ ИН. США впервые испытали такой носитель, если мне не изменяет память в 1968 -1969 году. Советский Союз примерно, опять-таки, примерно на 5 лет позже. И уже тогда ограничения пусковых установок, и даже носителей непосредственно, как бы промахивались мимо основной магистрали гонки вооружений. Так как уже не наращивали количество носителей пусковых установок, как в 1960 годы, а развертывали носители с РГЧ ИН взамен старых. Тем самым не ставились препятствия для многократного расширения количества боеголовок, которые могли нести стратегические силы. Конечно, для стратегов и планировщиков это было подарком потому, что они получили возможность планировать самые невероятные комбинации ударов, проводить всевозможные изощренные способы нацеливания, перекрывать тысячи и тысячи целей и т.д. И, кстати говоря, если сравнить количество боеголовок у двух сторон на момент подписания договора и то, которое стало через несколько лет в результате развертывания этих новых систем, то количество боеголовок выросло в 5-6 раз. В рамках ОСВ-1 бомбардировщики никак не были охвачены, вот здесь как раз сказалось недоговоренность о том, что считать стратегическими вооружениями. СССР требовал учесть американские истребители-бомбардировщики, тактическую авиацию на передовых базах в Европе и Азии, так называемые средства передового базирования. США не соглашались это делать, поэтому не удавалось достичь соглашения об авиационной составляющей, и они были вынесены за скобки. О них было решено поговорить позднее.
Затем последовало Владивостокское соглашение 1974 года, я на нем не буду детально останавливаться, оно того не заслуживает. Единственное, что о нем можно сказать положительного, так это то, что на очень высоком уровне были впервые установлены уже потолки. Не просто остановить развертывание, а потолки на стратегические вооружения, В частности, обеим сторонам было разрешено иметь не больше 2400 носителей стратегических наступательных вооружений, включая в это же число и тяжелые бомбардировщики. Американцы уломали нас, что надо включать тяжелые бомбардировщики. Мы поняли, что пристегнуть сюда американские силы передового базирования не удастся и решили, что хорошо и так этот компонент включить, так как по нему американцы имели над СССР большое преимущество. Был впервые использован принцип матрешки - в один потолок был включен другой потолок - субпотолок или подуровень, который составлял 1320 для каждой стороны. Это ракеты, оснащенные разделяющими головными частями. Таким образом, косвенным путем эта сторона гонки вооружения была затронута. Но поскольку все шло через носители, а не прямо через боеголовки и поскольку это был очень щедрый подуровень. Он позволял США развернуть все то, что они планировали. И для нас он был весьма очень высок. Реально гонку вооружений вот по этой линии развертывания РГЧ ИН этот подуровень никак не останавливал.
Судьба Владивостокского соглашения интересна потому, что это очень своеобразный пример того, когда в условиях благоприятной политической обстановки, военно-технические события опрокидывают договор по разоружению. Что произошло в 1975 году? США приступили к испытанию крылатых ракет большой дальности с ядерным боезарядом трех видов - наземного базирования, морского базирования и авиационного базирования. Они создали их в большом количестве разных модификаций: по дальности действия, по боевой части, на некоторых - с обычным боевым блоком, на других -с ядерным, в 3-х видах базирования и очень универсальных. Не требовалось специальных пусковых установок и на авиацию, и на подводные лодки, могли устанавливать в торпедных аппаратах. Поэтому проконтролировать это новое стратегическое вооружение чрезвычайно трудно. Конечно, строго говоря, это не был вид стратегических вооружений. Дальности этих крылатых ракет были меньше чем дальность, которая потом была установлена как дальность, определяющая принадлежность к классу стратегических вооружений. Дальности были 1500-2000, максимум 3000 км. Но, учитывая, что они могли размещаться на передовых базах, в наземном исполнении, в Европе, на морских платформах, на авиационных носителях, такая дальность была вполне достаточна, чтобы придать им стратегическое значение. Тогда Советский Союз поставил вопрос - нет, не превратим владивостокскую договоренность в договор, пока не будет запрещено создание новых видов стратегических вооружений.
Вслед за этим в США меняется администрация, у нас остаются прежние руководители. Президентом США стал Картер, он привлек массу либералов и начался новый этап всего процесса ограничения и сокращения стратегических вооружений. Начался он с 1977 года. Я бы назвал этот этап "возрождением" или "ренессансом" всего этого процесса. Во-первых потому, что подготовленный всего за два года договор, который стал называться ОСВ-2, который, действительно, являлся колоссальным прорывом всего направления. Во- вторых, это был очень интересный пример, когда из академического сообщества в администрацию США, Пентагон, в Государственный Департамент пришло огромное количество людей. Эти люди, в основном либералы, принесли с собой взгляды на стратегическую стабильность, на суть и цели процесса, о которых я уже сказал, и они воплотили его в жизнь. После некоторых трений и расхождений через 2 года в 1979 г. был подписан договор ОСВ-2, который я считаю одним из самых важных документов, когда-либо подписанных в этой области. Он устанавливал потолки, некоторые сокращения по сравнению с Владивостокским уровнем. Там было 2400, как я говорил, а новый договор установил 2250 носитель для каждой стороны. Сокращения на 10% , но не это было главным, а то что он установил целый ряд подуровней очень важных, которые уже напрямую имели отношение к тем параметрам, признанным впоследствии и формализованным как признаки стратегической стабильности. В частности, сохранился Владивостокский подуровень 1320 для носителей с разделяющимися головными частями, но в него включили бомбардировщики с крылатыми ракетами большой дальности. Таким образом решили проблему, которая стала камнем преткновения для владивостокских соглашений. Каждый бомбардировщик, несущий несколько крылатых ракет, был приравнен к баллистической ракете с РГЧ.
Далее, отдельно на ракеты РГЧ морского и неземного базирования был установлен подуровень 1200 единиц для каждой стороны. Это уже налагало определенные довольно жесткие ограничения на американские программы и на советские программы, которые были в тот момент намечены. И, наконец, еще один подуровень - видите ли уже матрешка получается из многих кукол - 820 единиц только для ракет наземного базирования с разделяющимися головными частями. В этом уже было отражено представление об этом виде стратегических вооружений как дестабилизирующем. Ракеты наземного базирования с разделяющимися головными частями создают очень большую ударную угрозу для другой стороны, будучи точными, мощными и т.д., а с другой стороны сами являются уязвимыми в своих шахтах и привлекают упреждающий удар, повышая тем самым вероятность ядерной войны. Но даже не это было главное в ОСВ-2. Главное было в том, что впервые и очень радикальным образом ограничивалась качественная гонка вооружения. Не РГЧ, а по настоящему качественная, потому что были установлены жесткие ограничения на то, как можно модернизировать вооружения. Было разрешено иметь только по одному новому легкому типу межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования. Это заставило Советский Союз отменить целую группу ракетных программ, которые предполагалось испытывать и развертывать. Далее, были установлены очень жесткие ограничения на количество боеголовок, которые можно было бы иметь на каждом типе ракет, что предполагало возможность контролировать количество боеголовок на каждом отдельно взятом типе ракет. Были установлены определения новых типов. Раз договорились, что можно иметь по одному новому типу, следовательно нужно было дать определение новому типу. Выработали очень сложное определение, которое включало в себя параметры и количества ступеней, забрасываемый вес и стартовый вес, и тип топлив, и вес боевой нагрузки и т.д.
Для того чтобы контролировать с помощью национальных технических средств эти все ограничения установили определенные правила проведения испытаний. Инспекции на месте тогда еще не готовы были разрешить, секретность была еще велика, враждебность была велика. Но правила проведения испытаний были установлены очень жесткими в том числе по таким изотерическим принципам как количество маневров, которые может совершать платформа разведения при испытании и которое не должно отличаться от количества заявленных боеголовок, контроль над телеметрической информацией, просто без нее знать о том, что происходит на испытаниях было нельзя и т.д, и т.д.. Я считаю этот договор абсолютно революционным, хотя после него и были подписаны и более радикальные соглашения, в частности, СНВ-1. Но если сравнить ОСВ-2 с владивостокским соглашением или с ОСВ-1, то эта разница как между ренессансом и дикими варварскими темными веками, которые наступили в Европе вслед за развалом римской империи. Абсолютно несопоставимые вещи - другой мир и другая степень открытости, транспарентности, обмена информации, включая местоположения до мельчайших единиц географических координат каждой ракетной шахты и баз подводных лодок. Это был прорыв действительно колоссальный и, что интересно, он был выдвинут американской стороной, вот этой компанией, пришедшей вместе с Картером, интеллектуалов, либералов. Потому что у наших подход был более или менее такой же, она уже была завязана на этот процесс. Хотя руководство и сопротивлялась, но потом тоже на это пошло, потому что и у нас сложилось стратегическое сообщество из мидовцев, ученых и военных, которые были вовлечены в этот процесс. Десять лет уже проработали и создали сообщество, говорящее на одном языке, заинтересованное в продолжении этого процесса и вместе с американцами развивающее общий взгляд и общие подходы в этой области. Вот это, я считаю, очень ценным и очень интересным.
Потом в течении двенадцати лет никакого договора, нового соглашения не было достигнуто. Шли переговоры, они прекращались. Кто-то из вас помнит, а кто-то не помнит, началось развертывание ракет средней и малой дальности в Европе, демонстративный уход Советского Союза с переговоров, стратегическая оборонная инициатива Рейгана, инициативы Горбачева. В общем было много всякого до тех пор, как был заключен новый договор, который уже совпал с новым политическим мышлением, с Горбачевым, с нашей открытостью и готовностью пойти далеко. Это не мешало однако, чему я уже непосредственный очевидец, на переговорах вести очень жесткий профессиональный торг по каждой малейшей детали, что и сделало этот новый договор историческим и важным документом. Кстати говоря, двенадцать лет ушло на его выработку, подписан он в 1991 году, договор уже назывался не ОСВ-1, а СНВ-1, сокращения стратегических наступательных вооружений. Этот договор как бы зафиксировал совершенно новый этап стратегических и политических взаимоотношений между Советским Союзом и США. Он попал на тот уникальный, исторически очень быстро проходящий момент, когда в Советском Союзе уже кардинальным образом менялась политическая система, менялся подход к вопросам вооружений, обороны, началась открытость, начались дискуссии, началась критика в адрес нашей военной политики, открытость в сторону Запада. Вот в этом надо отдать должное М.С Горбачеву. Он, может быть, действовал не всегда умело, не всегда профессионально, но этот процесс он обеспечил. А, с другой стороны, еще не все развалилось у нас. И вот в этот уникальный момент был подписан и ратифицирован обеими сторонами Договор СНВ-1.
СНВ-2, в отличии, это - история полного провала. Этот договор был подписан уже при Ельцине, он был подготовлен наспех, как фактически протокол к договору СНВ-1. СНВ-2 опирался на базу определений, контроля, уведомления, инспекций договора СНВ-1, но предполагал резкое снижение потолков и запрещение ракет наземного базирования с разделяющимися головными частями. Это ставило Россию в очень не выгодное положение по сравнению с США. А в то время, кстати, Россия еще имела возможность добиться для себя гораздно более выгодных условий. Но это было время, когда все сливали, тогда считали, что это вообще дела холодной войны - не важные и не нужные. И в результате попали впросак: США ратифицировали договор в начале 1996 года, а Российская Федерация не ратифицировала его в течение семи лет. Не только по политическим соображениям, но и по военным. Сопротивление этому договору было очень сильное, потому что ставил он Россию в неравноправные условия. Хуже того, когда Россия его ратифицировала, то он все равно не вступил в силу потому, что выяснилось, что у нас с американцами два разных договора. В 1997 году срок действия договора по просьбе российской стороны был продлен соглашениями, подписанными в Нью-Йорке. Там был подписан ряд еще других соглашений, но американцы не ратифицировали договор в этом виде, а ратифицировали его до 1997 года, т.е. в старом виде, а мы - в новом. Даже по срокам выполнения договора возникла разница в 5 лет. Этот договор так и остался на бумаге.
